|
|
|
| * * * …только, может быть, сразу, сразу?.. – Не распробовал я, не смог: соловьиное твоё мясо, густо-розовую заразу, соболиный твой крик, сынок… Четвёртое дыхание
что я никак смириться не могу, что больше нету – никого со мною, ни соболя, ни соловья в снегу. А то, что мне объятий не хватало, так это, деточка, всё как бы да кабы. – Зато хватило – голоса, металла, таблеток, алкоголя, мужества, судьбы… Зато хватило мне – метафор и деталей, ума хватило – всё перебелить: что ни строфа – желание ударить, что ни абзац – то просьба пристрелить. Несёшь себя – как вывих, как припадок (два соболя + соловей – внутри), несёшь себя – как соловья – в подарок! – глядишь, – уже обратно принесли. Я уговаривал: давай ещё, подтянем, ну что же ты? – ведь Ты ж меня любил! – я говорил: царапается, тянет… (Я всё это напрасно говорил). Не бойся, соболь, – я тебя не выдам, я больше никого не выдаю. Но ты, ты должен знать, где есть отдельный выход, в густые заросли, в высокую траву. Как быстро ты – скребёшься, роешь, лаешь, как будто чуешь пулю – между глаз! Не рой так быстро (ты же мой – товарищ), но, видно, нет – товарищей – у нас. А если нет – за синею горою найдёшь себе – другую западню! Беги отсюда, я тебя – не скрою, я сам тебя, как выкуп, выдаю… Они убьют тебя, они тебя – не знают (как облаком – накрыв твою семью), здесь травят – грамотно, здесь – правильно стреляют (я, кстати, многим здрасте – говорю). О, как же он бежал, с беременной женою, с летящим соловьем – по млечному пути!.. Не бойся, мальчик, – я тебя прикрою. Я пошутил (…чтоб ты – успел – уйти…). …Что ни строка – то приступ и припадок, что ни рука – то выстрел и отстрел. Ты извини, что скромный мой подарок, от крови внутренней набряк и отсырел. Да, были безобразны – эти роды, но я горжусь, что сексуальный голос мой был утешеньем моего народа (а мой народ – за синею горой!). Я счастлив – оттого, что в общей куче они прогрызли, как рюкзак, – меня, и что они (не я!) бессмертны и живучи, как жизнь, как мужество, как молодость моя. …Но что же делать мне теперь – с самим собою (уже без всех метафор), боже мой, и что это за облако такое? – как облако, – нависло – надо мной… А, что – я, собственно, здесь собираюсь делать, и для чего? – стихи свои читать? Стихотворение – качнулось, как поэма. Мне всё равно, как это называть… Четвертый день (при этом хорошея) я задыхаюсь, глядя в темноту, я чувствую – испарину на шее, – не ту я чувствую испарину, не ту! Я – спас тебя: мой соловьиный вывих, соболий выдох, лошадиный храп. – Теперь я должен знать, где мой – отдельный! – выход, стоп-кран, трамплин, огнетушитель, трап. Я должен знать, где мой – прощальный – выход, высокий купол, ноги – в темноту. …Стихотворение кончается – как выхлоп. Я с этим – согласиться – не могу. Стихотворение кончается – как тара, его нельзя до неприличья длить. Ты извини, что терпкий мой подарок осыпался – пока его несли. …Четвёртого дыханья – не бывает, но – мы узнали это – только что. Ты спрячь меня, как доллары – в кармане (как неисполненное обещанье), Ты убери меня, как варежки – в пальто. А я – прощу – Тебе, что этот воздух хлипкий раскрылся будто парашют во рту. – …Стихотворение кончается – как всхлипы. Я с этим – тоже – примириться не могу! Я знаю, что мы этого не любим, но я люблю (точней, любил – тогда): строфа всегда – как обращенье к людям, строка всегда – как помощь, как рука! …Стихотворение – кончается как выпад (не ты – его, оно – тебя – жуёт), стихотворение кончается как выбор! …как человек, как воздух, как живот… Стихотворение кончается – как счастье (…как убедительно меня устроил ты, из мелких роз, из позвонков хрустящих, из жирных хризантем, молочной кислоты. Я – бело-красная поленница живая, там, на морозе, ты сложил – меня, а мне – без разницы, я пальцы – разжимаю: хреновая! – поленница Твоя!). …О, как же он летел, как падал – постепенно, как стукался о выступ, воздух, наст!.. И это больше – всех стихотворений, всех наших жалких – говорений, фраз! Но я скажу! – Никто, никто не падал, а просто – жизнь, цветная наша жизнь качнулась на краю – а никому не надо, в буквальном смысле: даже нам – не надо. А ты – буквально! – падай, – но держись! Ну, что же ты, давай – иначе не исправишь: вставай, иди, гляди! – я говорю себе – я говорю тебе (ведь я же твой товарищ!) – да нет, не на меня! – на свет гляди, на свет! Как и обещано – ни поздно и ни рано (…во что – Ты превращаешь жизнь мою!) – стихотворение – кончается – как драма, творожным облаком качнувшись – на краю… …Ещё успеем мы (и Ты ещё успеешь!) – свою цветущую поленницу свалить, и я успею – эту жизнь и шею как грубую одежду доносить. Когда же нас – обыщут и разденут, положат на носилки – понесут, тогда – узнаем мы, какие хризантемы – какими шапками – в твоём снегу – растут! Жизнь – нам подсовывает смерть, как быстрый выход, смерть – нам подсовывает жизнь, как свой итог: стихотворенье – начинается как выдох, стихотворение – кончается как вздох. То как испарина, предсмертная ночная, а то, как утренняя радость – в первый раз! Я ничего про выходы – не знаю. Я знаю, что всё – кончилось! – сейчас. ………….. А я ещё ловлю себя – как выкуп, а я держу себя – за соловья в снегу. …А Ты меня несёшь как долгий вдох и выдох, – (и как не устаёшь – так долго! – на весу). А я он вот – твой кожаный подарок, возьми меня – за горло, за крыло… Стихотворение – кончается ударом. Нет, этой нежностью – кончается оно. |