Композиционной основой словарных статей в толковых словарях является перечисление значений слова, каждое из которых аргументируется употреблением слова в контексте высказывания. Смысл слова, существующий в языке, предстаёт суммой частных значений, проявленных различными речевыми контекстами.
        В современной поэзии всё более отчётливой становится тенденция актуализировать семантический потенциал слова представлением различных значений этого слова в одном речевом акте. В том случае, когда поэтический текст организован на основе постоянной реализации многозначности слова, он оказывается функционально подобным словарной статье.
        Особенно выразительно эта тенденция проявляется в поэзии Владимира Строчкова, который сам называет свой метод работы со словом полисемантикой: "Полисемантика в том смысле, который вкладывает в это слово автор, суть способ эстетического отражения мира с помощью языковых средств, обладающих свойством принципиальной многозначности".¹
        В нашей работе предлагается анализ поэмы Владимира Строчкова "Великий могук". Темой этой поэмы является распад языка, вызванный тем, что слово становится настолько многозначным, что смысл этого слова дробится и ускользает от восприятия.
        В лингвистике выработана теория асимметричного дуализма языкового знака, согласно которой полисемия и омонимия нарушают принцип взаимно однозначного соответствия между знаком и его значением.
        Поэму Строчкова можно рассматривать как подтверждение и развитие этой лингвистической теории средствами поэтического языка. Автор поэмы доводит явление, типичное для языка как системы, до абсурда и тем самым анализирует состояние современного языка – языка второй половины XX века.
        Цель дипломного сочинения – доказать, что поэтическое произведение можно рассматривать как некий художественный аналог словарной статье, актуализирующей частные значения слова. Доказать, не упустив из виду различия между информативно-классификационным текстом лексикографического описания и поэтическим текстом, выполняющим эстетическую функцию.
        Задачи работы:
        1. Показать на примере употребления слов "язык" и "культура" в поэме Владимира Строчкова "Великий могук", как поэт художественными средствами анализирует языковую ситуацию второй половины XX века.
        2. Показать, каким образом поэтический текст выявляет производность частных значений слова, предстающую результатом метафорических и метонимических процессов, а также фразеологизации языковых единиц.
        3. Внести полученные в результате анализа словоупотреблений в полисемантическом тексте изменения в словарные статьи на эти слова и сделать выводы и обобщения, касающиеся функционирования лексики и фразеологии в тексте поэмы.
        Как показали лингвистические исследования, полисемия языковых единиц является не только фактом языка, но и проявляется в речи: "Сохранение многозначности слова в речевом высказывании может происходить по одной из двух основных причин:
        1. Контекст содержит положительные указания на разные семантические программы реализации языковых потенций слова, т.е. контекст разнороден: одна его часть даёт основания для одной из программ, тогда как другая часть является основанием для реализации другой программы;
        2. Контекст не содержит достаточных указаний для выбора лишь одной программы, у слова имеется более чем одно значение, не противоречащее контексту;
        т.е. контекст разрушает многозначность двояко: он показывает, в каком направлении актуализируются языковые потенции слова, и в то же время он не препятствует одновременной реализации более чем одного значения". ²
        Ф.А.Литвин в своих рассужениях опирается на книгу "Лексическая семантика" Ю.Д.Апресяна. Для нашего исследования оказывается важным самое начало этой книги:
        "Рассмотрим, например, предложение Хороший кондитер не жарит хворост на газовой плите. Его значение непосредственно очевидно всякому человеку, владеющему русским языком, хотя можно сомневаться в том, что рядовой носитель языка сумеет теоретически удовлетворительно объяснить существо закона, который он интуитивно использует при понимании данного предложения. <...> Оставляя в стороне многозначность слов хороший, не, на, выпишем в столбец значения всех других слов.

кондитер	жарить	хворост	газовый	плита
1.'тот, кто изготовляет сласти'	1.'изготовлять пищу нагреванием на/в масле'	1.'сухие отпавшие ветви'	1.'состоящий из газа' (облако)	1.'плоский кусок твёрдого материала'
2.'торговец сластями'	2.'обдавать зноем'	2.'печенье, изготовленное кипячением в масле'	2.'производящий газ'	2.'нагревательное устройство для изготовления пищи'
3.'владелец кондитерской'			3.'работающий на энергии сжигаемого газа'

        Если модель не знает закона, по которому из значений слов строится значение предложения, ничто не помешает ей понять это высказывание, например, в следующем смысле: 'Хороший торговец сластями не обдаёт зноем сухие отпавшие ветви на плоском куске металла, производящем газ'. Это осмысление получается в результате такой комбинации значений: кондитер 2, жарить 2, хворост 1, газовый 2, плита 1; общее же число принципиально мыслимых комбинаций значений и, следовательно, принципиально возможных прочтений предложения в пределах заданной информации достигает 3х2х2х3х2=72. Из них лишь одно является оптимальным по своей информативности и естественности. <...>
        Выбирается такое осмысление данного предложения, при котором повторяемость семантических элементов достигает максимума (подчёркивание моё – ДС). Этот закон представляет собой строгую формулировку старого принципа, в силу которого нужное значение многозначного слова "ясно из контекста", иногда он называется правилом семантического согласования". ³
        Столь пространная цитата приведена, чтобы обозначить источник заимствования методологии данного исследования.
        Цели работы Ю.Д.Апресяна и нашего исследования разнятся, но выведенный им для моносемантического текста основной семантический закон вполне подходит для анализа полисемантического текста, в частности, поэзии Владимира Строчкова.
        Именно потому, что этот закон постоянно и демонстративно нарушается поэтом, поэму "Великий могук", как и многие другие тексты этого автора, можно рассматривать как семантический эксперимент, выявляющий свойства и особенности функционирования многозначного слова в контексте.
        Владимир Строчков намеренно накапливает и смешивает разные значения слова в одном словоупотреблении, делая смысловой синкретизм одним из основных приёмов своей поэтики. "Синкретизм вообще – это нерасчленённость [смысла – ДС], свойственная мифологическому сознанию". ⁴
        Сам Строчков, рассматривая свои тексты (в соавторстве с другом и почти коллегой по поэтическому методу Александром Левиным), внёс в теоретическое изучение текста понятие "семантического облака".
        Суть этого понятия, обозначенного метафорой, состоит в том, что смыслы языковых единиц, составляющих текст, переплетаются таким образом, что создаётся впечатление мерцания; при этом ничего ничему нельзя предпочесть:
        "Чем плотнее, насыщеннее семантическая структура текста, тем менее выделимы в ней отдельные контексты. В пределе всё может начать взаимодействовать со всем. Смысловые ряды утрачивают свою отдельность, образуется сплошное семантическое поле текста. Возникает некий идеальный, предельный по семантической насыщенности текст, мерцающий, переливающийся, клубящийся смысл. По аналогии с электронным облаком, которое в некотором роде ведёт себя подобным же образом, мы назвали такой тип текста "семантическим облаком".
        Очевидно, "семантическое облако" представляет собой теоретический предел лингвосемантического метода, как и всякий предел, практически недостижимый". ⁵
        Эти рассуждения указывают на возможность многомерности языка, вызванную одновременной реализацией множества контекстов и их сосуществованием в рамках одного текста.
        Заметим, что многозначность в контексте вообще считается факультативным и маргинальным явлением: "Многозначность слова в речи реже попадает в поле зрения лингвистов. Она нередко рассматривается как своего рода аномалия, нарушение закономерностей, не заслуживающее теоретического рассмотрения. При этом исходят из того, что "нормальным" случаем является снятие языковой многозначности слова контекстом, а отклонения от этой нормы либо слишком редки, чтобы заслуживать специального рассмотрения, либо объясняются особыми, необщими, специальными причинами, и потому не могут рассматриваться как закономерность. <...> Наибольшее внимание уделяется многозначности в работах, посвящённых тому разделу лингвистики, который можно назвать литературной семантикой, то есть изучению языка литературных произведений". ⁶
        Приёмы, связанные с актуализацией неоднозначности, в литературной традиции, как правило, носят игровой характер. Одним из самых распространённых приёмов такого рода является каламбур – "использование многозначности (полисемии), омонимии или звукового сходства слов с целью достижения комического эффекта". ⁷
        Строчков расширяет стилистическую направленность этого приёма, к насмешке и иронии добавляется серьёзное намерение автора использовать этот приём как доминирующий при описании неоднозначного мира.
        Далее мы попытаемся провести параллель между приёмами, используемыми В.Строчковым для создания текстов с возможностью неоднозначного прочтения, и приёмами, используемыми для аналогичных целей в японской классической поэзии.
____________
1 Строчков В. По ту сторону речи. Послесловие от автора. // Глаголы несовершенного времени. М., 1994, с. 379.
2 Ф.А.Литвин. Многозначность слова в языке и речи. Л., 1984, с. 42-43.
3 Апресян Ю.Д. Лексическая семантика. Синонимические средства языка. М., 1995, с. 13-14; значения слов сформулированы Ю.Д.Апресяном произвольно.
4 Cм. В.В.Колесов. Семантический синкретизм как категория языка. // Вестник ЛГУ. Л., 1991, сер. 2, вып. 2, с. 40.
5 А.Левин, В.Строчков. В реальности иного мира. Лингвосемантический текст (попытка анализа и систематизации) // Лабиринт-Эксцентр, № 2, 1991, с. 84.
6 Ф.А.Литвин. Многозначность слова в языке и речи. Л., 1984, с. 5-7.
7 Литературный энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1987, с. 145.