Михаил Сухотин. ЛЕНИНГРАДСКИЕ СТИХИ ВС. НЕКРАСОВА 82-84 ГОДОВ

ЛЕНИНГРАДСКИЕ СТИХИ ВС. НЕКРАСОВА 82-84 ГОДОВ

Мне приходилось слышать мнение, что до 90-х у Некрасова были «прекрасные отношения» с теми из своих коллег по неофициальному искусству, с кем они около 90-го года изменились к худшему (что хорошо видно из его стихов, написанных после перестройки). Действительно, начиная с этого времени деятельность в искусстве Пригова, Кривулина, Гройса, Кабакова публично подвергалась его острой критике, личные отношения были разорваны. Эту перемену отношений к «соратникам по цеху» объясняют обычно сложностями характера Некрасова или даже иногда - его нездоровьем (особенно после 2000 года после операции на сердце). В общем причину принято находить в самом Всеволоде Николаевиче, никак не в предмете его критики.
   Но доперестоечные «прекрасные отношения» - совершеннейший миф и иллюзия в стиле ретро. Стихи, написанные уже в самом начале 80-х, говорят о принципиальном расхождении пути Некрасова в искусстве с путями Кривулина, Пригова, Рубинштейна. Речь идёт не о каких-то взаимонедопониманиях, не о личных обидах, а как раз о понимании и совершенно сознательной позиции отказа Некрасова выстраивать свои отношения с властью так как это получалось тогда у названных персон из «своих». Власти, которая не давала хода нашему искусству, можно было противопоставить, с его точки зрения, только факт состоятельности и живого продолжения самогО этого искусства, а никак не создавать параллельную систему, предназначенную для её, власти, объезда её же методами так, что на каких-то этапах ей можно и удобно воспользоваться - для «своих», то есть в то время - для тех, кого власть всегда подавляла и замалчивала, воспользоваться так сказать «во благо настоящего искусства». Некрасов не видел в этой параллельной системе никакого блага. А стихи, написанные с 82 по 84 годы свидетельствуют о том, что он сразу же отмежевался и от такого «настоящего искусства»¹, отреагировав, например, на альянс ССП с представителями неофициального искусства² в ленинградском «Клубе 81» осенью 1983 года³ («Пригову с Рубинштейном», «после 83 года», «отклик»).
То что сам он не был туда приглашён - естественное следствие уже состоявшейся примерно в 1982 году селекции, когда из трёх московских поэтов-«концептуалистов», незадолго до того в 78 и 79 годах представленных на страницах питерского самиздатского журнала «37», в Питер с чтением стихов были приглашены только двое, а Некрасова Кривулин уже не пригласил («и опять / меня в поэты / не взяли», «дорогой / город», «какая там ленинградская школа»)⁴. Не идти ни на какие взаимодействия с властью, а попросту оставаться собой, независимым ни от какой партийной системы автором, и самим фактом искусства, взятого «в пакете» со своей историей, свидетельствовать и о ней, и о своём времени - собственно, и была его позиция. При всём признании его поэтических заслуг (письма друг другу Некрасова и Кривулина конца 70-х ещё вполне дружественны, и, главное, они вообще есть), выбранная им линия поведения совершенно не вписывалась в стратегические планы Кривулина и Пригова. Их пути разошлись уже тогда, в самом начале 80-х годов, и не по личной прихоти. Какие ж это «прекрасные отношения»? Последние по времени самиздатские книги Пригова и Рубинштейна в личной библиотеке Некрасова датируются именно этим рубежом, началом 80-х.
   Мы с Некрасовым познакомились в 1986 году, но стихи его я знал и раньше, а в 83-м на известном вечере в ЦДРИ с участием Эпштейна, проводившего в жизнь свою далекоидущую спецнаучную терминологию, нужную для того, чтоб выгодно представить «метареалистов» на фоне «концептуалистов» - на этом вечере Пригов и Рубинштейн стихи читали, а вот Некрасова не было. Хорошо помню, как после выступлений кто-то захотел заочно «представить» мне Некрасова: «Ты знаешь, это поэт, у которого есть стихи из одних частиц и междометий. Только жаль, он теперь не выступает вместе с Приговым и Рубинштейном: его в Ленинград, кажется не пригласили, и вот он теперь не читает с ними…» Встречаясь с обоими поэтами на квартирных выступлениях и в Старосадском переулке на семинаре у доктора Алика Чачко, Некрасов никогда не позволял себе никаких личных выпадов в их адрес, всегда был вежлив. Но это была разная вежливость. С Приговым это был скорее вежливый уход от общения (иногда казалось, что даже снисходительно весёлый какой-то, насмешливо-вежливый), с Рубинштейном - творчески-вежливый диалог, выводящий на комизм речевой ситуации (подчас вымышленной): «- Я вообще-то вас не звал сюда на чтение моих стихов, - А я вообще-то и не собирался приходить», или: «- Извините, что приехал на полчаса позже: автобус опоздал». Думаю, это была отчасти вынужденная форма общения. Некрасов хорошо понимал, что политическая погода только начинает понемногу меняться, но в любой момент ничего не стоит «отсвистать / всех обратно» («ка - кую кришну»), что всех нас, несмотря на разные взгляды и способы поведения, объединяет уязвимость перед государственной властью, как бы мы себя по отношению к ней не позиционировали⁵. Картина достаточно определилась к началу 90-х. Одна на всех общая уязвимость разделилась на множество личных ответственностей за происходящее в нашей реальной истории. Только тогда Некрасов позволил себе публичное чтение давно уже написанных стихов, критически обращённых к тем, кто недавно ещё числился у нас за «неофициальным» искусством. Многие стихи из цикла «Выяснение отношений производственных и непроизводственных» были впервые прочитаны в РГГУ в 1994 году.
   Здесь собраны ленинградские стихи и 2 стихотворения, связанные с изданием журнала «А-Я» («какие нет» и «свои радости»), написанные в период с 1982 по 1984 год. 6 из них относятся к этому циклу «Выяснение отношений», являясь одними из первых его стихов. Этим они, на мой взгляд, особенно интересны и показательны.

⁶

+++

⁷

⁸

http://yuri-kolker.narod.ru/articles/Club-81.htm

⁴

⁵

⁶

⁷

⁸

Другие произведения М. Сухотина