Жила-была яишенка. Маленькая, веселая, с одним желтым глазком.
        Появившись на свет, она огляделась. Для этого ей пришлось встать на цыпочки.
        Яишенка заметила огромный желтый абажур.
        Наверное, это моя мама, - решила яишенка, – и спрыгнула на пол из новой тефлоновой сковородки.
        Сковородка ее не удерживала. Она даже гордилась тем, что яишенка выпрыгнула так легко – это говорило о высоких профессиональных качествах сковородки.

        Любопытная яишенка пошлепала по полу в сторону большого круглого стола, над которым висел желтый абажур, сделанный из рисовой бумаги.
        Она вскарабкалась на табуретку, оттуда прыгнула на стол.

        Большой желтый абажур посмотрел на яишенку и равнодушно спросил:
        - Ты зачем тут?
        - Я гуляю, - обиделась яишенка. – пошла размяться.
        - Ну-ну, - сказал большой желтый абажур.

        В это время яишенка заметила маленького бумажного ангела, висящего на нитке.
        - Ты – птица, - сказала недогадливая яишенка.
        - Я – ангел, - строго сказал ангел, - а тебя сейчас отправят в мусорное ведро. Негоже яишенкам ползать по полу. Смотри – ты на скатерти наследила.

        - В мусорное ведро, - спросила яишенка, и голос ее дрогнул, - за что?

        Ангел не ответил. Он задумался. Маленькая веселая яишенка успела ему понравиться.

        - Что ж, - сказал ангел. – Вазу видишь? Нравится тебе?
        Красивая белая ваза стояла на столе и делала вид, что не замечает ничего вокруг. Она гордилась тем, что прошла огонь и воду. Даже и сейчас на дне ее была налита вода.
        Яишенке ваза понравилась. Она выглядела очень взрослой и умной. Дети часто уважают взрослых за то, что они взрослые.

        - Эни, бени, рени, - устало сказал ангел. – Нет, не то. Крибле, крабле, бумс. Нет, не подходит.
        Яишенка смотрела на ангела с удивлением.
        –Снип, снап, снурре. - Он помолчал, - пурре, вазеллюрре. Стоп! Вот, то, что надо. Я садовником родился, не на шутку удивился, все цветы мне надоели, кроме…

        Последних слов яишенка не услышала. Она почувствовала, что отрывается от земли. Точнее, от стола. Она на секунду потеряла сознание.
        Когда яишенка очнулась, это была уже не яишенка.
        Это был маленькая, но уже очень красивая ромашка.

        Гордая белая ваза и бровью не повела, обнаружив, что над ней распустился ромашковый зонтик.
        Глянув в большой поднос из нержавейки, она нашла, что яишенка… нет, ромашка ей даже к лицу.

        В это время на кухню пришла мама. Она крикнула в открытую дверь:
        - Федя, ты помыл руки? Яичница стынет.

        Но никакой яичницы в кухне не было. Пустая сковородка смотрела на маму с достоинством. Она свое дело сделала, остальное ее не касалось.

        Мама почувствовала, что начинает сердиться.

        Она резко повернулась к cтолу и увидела маленькую, но гордую ромашку в белой вазе. За окном шел снег. Ромашка была прекрасна и совершенно неуместна. Зимой, как известно, ромашки не водятся. Равнодушные розы, синтетические хризантемы и лакированные лилии в хрустящем целлофане зимой как-то еще вызревают. Ромашки плохо ладят с целлофаном, поэтому зимой их можно достать только в сказке.

        Если бы какому-нибудь принцу пришла в голову глупая фантазия подарить своей принцессе ромашек в разгар зимы, он бы добыл их без особого труда. И зря – принцесса решила бы, что ее принимают за пастушку, и дала бы принцу отставку.

        Поэтому мама, конечно же, поняла, что здесь замешано волшебство. Хотя она, слава богу, была взрослая женщина с высшим образованием.

        Когда Федя, наконец, пришел в кухню, он даже обрадовался исчезновению яишенки. Он совершенно не хотел ужинать и вполне мог бы ограничиться двумя-тремя конфетами из большой коробки.

        Мама, к его удивлению, легко согласилась заменить пропавшую без вести яишенку тремя огромными шоколадными конфетами. Она вообще была какая-то задумчивая.

        Ромашке Федя не удивился. Он про нее сразу все понял.

        Утром он принес с прогулки маленький снежок, плотный, как камень, и положил его на подоконник. Ладонь после снежка была розовая, румяная и прохладная.

        Мама возражать не стала, но сказала: вот увидишь, во что это превратится!

        Федя в который раз подивился маминой прозорливости.