Стихотворения 1982-1983 годов
* * *
Как разрослась лебеда под низким окном за решеткой! –
словно щетина седая в складках больного лица…
Там среди скорбных сидел я – пленник тревоги и скорби.
Мальчик мимо бежал. Он на меня не взглянул.
Путь тебе добрый! – резвись, мальчик кудрявый, с друзьями, –
новые песенки пой звонче, чем сам я певал…
1982
__________________________________
Прототип –Батюшков. Мальчик – Пушкин.
ИСПЫТАТЕЛЬ
Я плыл в ковчеге моих забот,
качаясь над глубиной.
И я вопрос посылал за борт
трижды, – как голубя – Ной.
Тревогой странной томясь, – вовне –
в неизвестность исхода искал. –
Зачем? – чудак! – Все мое при мне:
и дети, и скот, и скарб.
В моем ковчеге цветут луга,
поют ручьи и сады.
Не слабо держит моя рука
простого порядка бразды.
Зачем же праздного поиска жало
наружу устремлено? –
но, странный, я вновь и вновь снаряжал
вопросы, как древний Ной…
________
Первый пропал: то ли в лучших садах
где-то забыл обо мне,
то ль придушила его пустота
заблудившегося во тьме.
Зато второго я целый год
обучал стремленью домой,
прежде чем он полетел за борт,
над бездной блестнув белизной. –
Этот вернулся, хоть и без сил. –
И пыль из чужих миров
принес на перьях своих. – И был
в пыли той ответ: микроб. –
Странный и страшный, он мигом полез
во все источники вод,
понес невиданную болезнь
в посевы, в людей и скот.
И корчились дети, от боли крича,
и мычали волы навзрыд,
и толпы бродили, чего-то ища,
в безумье глаза раскрыв.
От гноищ по вымершим деревням
черный клубился смрад… –
А я не слышал, не обонял, –
и только пришельцу был рад.
Я взял его в колбу и там питал,
вливая нежный бальзам,
я знал, что он добрый, – а к нам попал –
и бьется в агонии сам.
И я лечил его и учил,
лаской смиряя зло.
Я выходил гостя, и приручил, –
и дал ему ремесло.
В терпеливых трудах протекли года, –
и вот (ну чем я не Ной?) –
мой питомец сок любого плода
стал превращать в вино.
И воспрянул и возвеселился мир, –
схлынула прочь беда,
и жизнь, словно беззаботный пир,
устроилась навсегда.
________
Только веселье мирное мне
опять некстати пришлось.
Странный, не утонул в вине
неутоленный вопрос. –
Вот тогда я третьего снарядил
посланца в дальнюю тьму,
и микроба ученого подсадил
в белые перья ему.
Быть может, любовь мою храня,
сам осмыслен и нов,
он донесет в свои края
более внятный зов. –
Так думал я и долго во мрак,
волнуясь, глядел, как Ной.
И мне казалось: бездна, как брага
бродит передо мной…
Но мой голубь вернулся лишь через век,
и я его не признал. –
Переродилась в блистающий свет
простая его белизна.
Словно из пламени всех цветов
был соткан его состав,
и он трепетал в струях ветров,
как огонь живого костра.
Я глядел в изумленьи, – и вдруг постиг,
что мой вопрос разрешен:
что ищущий смысла мой язык
внезапно его нашел. –
Тот дальний Смысл в какой-нибудь колбе
тоже питал сто лет
и приручал моего голубя,
чтоб он отнес ответ.
А ныне, предо мной воспылав,
радостный и благой,
он превратит касаньем крыла
всякую плоть – в огонь.
Всякую тварь – в новую жизнь
от тления изведет, –
и гроб-ковчег – с пленной души,
как ветхий кокон, спадет.
1982
__________________________________
Эта притча придумала автором самостоятельно. По-видимому, не имеет аналогов в литературе и – шире – в культуре, хотя и довольно отчётливо использует символы Евхаристии: «вино» + «голубь» (т.е. Святой Дух) и вообще «пресуществление», т.е. преобразование материи в новую – более «одухотворённую» – форму.
* * *
На Черную Площадь пал снег.
И, видя сей произвол,
в бессилии мрак поблек,
как будто руками развел.
Что' может наш косный закон
пред вестью благой с небес?
Каким от нее замком
запрешь ты тревожных невест? –
Зови хоть в монашки их всех,
на эту площадь толпой
веди, – так и там их снег
покроет венчальной фатой…
декабрь 1982
ОДИССЕЙ
Вот и конец вечным странствиям. –
Встретился мне земледел.
Он любопытным, пристрастным
взглядом меня оглядел.
– Странник, – спросил он, – куда ты
держишь свой путь? И зачем
эту чудную лопату
несешь на блестящем плече.
Быстро – свободным взмахом –
в землю воткнул я весло.
В старых и темных глазах моих
слезы блестнули светло.
– Житель, – сказал я, – желанней
места я не искал. –
Ныне проклятье скитаний,
невинный, ты с меня снял.
май 1982
__________________________________
Парафраз из мифа об Одиссее – о предсказании Протея.
* * *
Плачьте, дети!
умирает мартовский снег.
Б. Окуджава
Как золото «тонет» в мардане,
тускнея… Как тонет в кармане
случайная сдача с рубля, –
как тонет гудок корабля
недвижного в жирном тумане, –
Как облако тает в зените, –
как тает облатка во рту, –
как та на весенем ветру
зубастая баба, что дети
лепили на радость двору, –
как тайна ночная при свете
нахального разума дня…
ТАК ТАЮ, КОНЕЧНО, И Я…
И чем я прочнее, чем Ленька,
не слишком похожий на львенка,
которого гордый портрет
на снежных облатках монет
покрыли сусальною пленкой, –
но чуть потеплеет – и нос
потянется мокрой сосулькой
из кочек цветной золотухи,
из осиповых серых осп…
декабрь 1982
__________________________________
мардан – состав, на который кладётся сусальное золото, типа левкаса. Если состав мардана подобран неудачно, он начинает просачиваться сквозь золото, и позолота теряет блеск. В этом случае говорят, что золото «тонет».
* * *
Вольный бродяга и безобразник,
в первом часу я пришел в виноградник,
нанялся честно копать.
Солнце, вставая во влаге тумана,
благословляло из-за Иордана
труд наших светлых лопат.
Утренние лучи под листья
нежно заглядывали — и висли,
путаясь между стеблей.
Радостные, горели как звезды,
в каплях росы изумрудные грозды
на перепутьях теней.
Но незаметно брал власть — и круче
день поднимался — и пристально-жгучий
взгляд не сводил с плеча.
Я нагибался — и голой спиною
судорожно заслонялся от зноя,
словно раб от бича.
Все же резвилась душа и играла
в тяжесть работы, в желанность награды,
в рвение, страх и расчет.
Вчуже посмеиваясь над собою,
заступ пихал я неловкой ногою,
честный роняя пот.
Медленно час тянулся за часом.
День, созревая, валился наземь, —
и оживала земля.
Сзади возделанные гряды
встали как крепость надежной отрады,
отдых мне скорый суля.
Ветер очнулся в мареве зноя,
тихо повлек по холмам его к морю, —
и, колыхаясь, как флаг,
пыльная мгла уплывала в пределы,
где у вечернего ангела рдело
пламя зари на крылах... —
Тут — на исходе десятого часа —
вдруг заскучала душа неясно,
словно чего-то взалкав.
Долго не думав, я бросил лопату,
бросил обещанную мне плату
и зашагал на закат.
Странно мне показалось и страшно,
что здесь мне варят сытное брашно
стелют уж мягкий одр,
как и другим невинно-усталым
труженникам смиренным и малым, —
я же лукав и подл...
Выйдет в последнем часу хозяин,
праздно стоявших весь день на базаре
скличет на помощь вмиг.
Позже, любитель благих назиданий,
он заработанный мною динарий
даст кому-то из них. —
Пусть. — А ты, моя подлость, влеки меня
в путь: может быть, в Финикию —
вором шнырять по торгам
или, войдя в договор с купцами,
плыть под шалыми парусами
к дальним, как смерть, берегам.
февраль 1983
__________________________________
Прототипический эпизод – евангельская притча Христа о работниках на винограднике (см. Матфей, 20. 1-16).
* * *
Прошил пространство взад-вперед, продернул нитку.
Уже, мелькнув, не увильнет загадка в дымку:
теперь, играя в глубине,
она при мне. –
Копейка новенькая – поплавок убытка –
Повисла ноликом, как в облаке улыбка, –
от залетевших за Тибет
тебе привет.
Нанизаны мы от привета симметрично:
ему – кто прячется, кто ловит – безразлично,
и, словно музыкант-паук,
из нас он извлекает звук
подергиванием лучей,
а сам – ничей.
август 1983
* * *
Воскликнув, воскресну
в раскованном вашем кругу.
К ристаньям словесным
мой голос опять напрягу.
И тонкую жилу
на горле расслабленом вздув,
опять, как пружина,
забьется взволнованный звук…
Ты помнишь, – давно ли
мы в устье лиловой весны
смущенной Авроре,
смеясь, целовали персты? –
С балкона в разливы
живого тумана летя,
еще не могли мы
решиться расстаться – и я
вам пел, – и хотели
застыть в этом счастии, взмыв,
но строчки-качели
качали вас выше – и вы
смеялись, взлетая
и падая, – словно влекла
к воздушным скитаньям
фортуны слепая игра…
Но снова, – давно ли? –
не знаю: как вновь или встарь –
по собственной воле
себе приказавший: восстань! –
встаю и играю –
и точен, как прежде, мой пас:
от ада до рая
он станет раскачивать вас
все выше и резче…
Но – с веточкой вишни во рту,
в воздушной одежде
фортуна со мной на ветру…
январь 1983
__________________________________
«Воскликнув, воскресну / в раскованном вашем кругу.», «Ты помнишь, – давно ли…» - толчком к написанию стихотворения послужили сборища у Михаила Бараша.
* * *
Так времени зреет нарыв.
Со свистом вдоль бинт надорвав,
косую тревогу ханыг
заматывает прораб.
Но вот и они, недорыв,
в отвалы лопаты воткнув,
повылезли на перерыв,
и мокнет сверхплановый куб.
Так к горлу – мотай – не мотай –
подкатывает твой час.
И слышишь: на ощупь вода,
меж комьями глины сочась,
прокладывает свой путь,
да ветер тихонько прядет
тумана холодную муть
в безлюдных развалах работ.
октябрь 1983
* * *
Я не увижу знаменитой Федры
О. Мандельштам
Он не увидит знаменитой Федры
А. Галич
1
Такие вещи, как туман и дождь,
давно меня не настигают, –
да к ним уже и рифмы не найдешь.
Вот разве что – Нет, не играет.
Был юношей, стал… Улица шумна,
насмешлива и похотлива.
Кружась, она не то чтобы с ума,
а с тихих чувств свела… и – мимо.
Теперь в душе болезненный огонь
и – что там?.. замыслы ломая,
не действия торжественый разгон,
а грохот наглого трамвая…
2
Зачем оттаскиваете меня
вы, дети, от волшебного огня?
Я не сказал, а лишь помыслил! –
подслушали… прочли в черновике…
Я не в себя!.. Но вот в бессильи выстрел
повис на спусковом крючке…
Еще не… а уж руки за спиной
скрутила шустрая охрана. –
Как гнал торгующих из храма…
нет: как выводят пьяных из кино, –
так – –
октябрь 1983
* * *
Под нами в котловине страстных вьюг
«Инфернационал» запели души.
И с отвращением заткнули уши
сторожевые ангелы, вокруг
светящиеся бодро на высотах.
А гимн шумел в оцепленном логу,
грозя из тьмы незримому врагу,
вскипая гневом на звенящих нотах…
Вдруг хор распался – так же, как возник:
все спуталось случайно и мгновенно,
лишь вскинулся и зашипел, как пена,
припадочный последний чей-то крик.
Мы выслушали до конца. И мы
свидетельствуем, в страхе содрогаясь,
что лучше вечный безобразный хаос,
чем краткий строй и образ этой тьмы.
июль 1983
ПЕЙЗАЖ С ИДЕЯМИ Ф. М. ДОСТОЕВСКОГО
(на худсовет Малой Грузинской)
Обычная картина. Мост
стальной стрелою взмыл над кручей.
И деловитый тепловоз,
тяжелый товарняк влекущий,
на самой середине вдруг
столкнулся с нервной электричкой.
Вагоны дыбом, – и обычный
несчастных путников испуг.
И искалеченный состав,
трагической игры не чуждый,
ломая секции моста,
летит в невинную речушку,
где в это время теплоход,
подвоха не подозревая,
под музычку слегка зевая,
везет воскресных выпивох…
Туда же в кучу норовит
упасть и вертолет небесный,
которому от страха винт
заклинило над этим местом. –
Обычный, будничный мотив…
Вдруг из куста, раздвинув ветки,
какой-то западной газетки
сверкнул ехидный объектив.
июль 1983
__________________________________
В предисловии к рассказу «Кроткая», который Достоевский называет «фантастическим», он рассуждает о фантастичности примерно так: самое невероятное из всего, что может произойти, это присутствие наблюдателя в момент маловероятного события.
Что-то похожее на эту композицию автор встречал на выставках на Малой Грузинской в конце 70х – начале 80х годов (например, картины Дмитрия Гордеева).
