ЛИТЕРАТУРНЫЕ АНЕКДОТЫ
ОБ ОДНОЙ ПУБЛИКАЦИИ ВСЕВОЛОДА НЕКРАСОВА
В СОВЕТСКОЙ ПЕЧАТИ
Было это в 1983 г. Я тогда ходил на лито Вячеслава Глебовича Куприянова. Он люто ненавидел эстрадную поэзию – Евтушенко и Вознесенского. И вот однажды я процитировал к случаю Некрасова:
Нет, ты не Гойя
ты другое
Слава сделал стойку и попросил повторить. И вскоре я прочел севины стихи в "Литературной газете" № 36 (1983) в статье Куприянова о том, что поэзия должна быть глубоковата, где он как всегда шпынял эстрадников, которых сейчас называют шестидесятниками. И автор был указан.
В той же статье Куприянова было приведено полностью и другое замечательное стихотворение:
Я в этом доме жил с утра
Потом ко мне пришли чужие
И мне сказали: вы здесь жили
Теперь другим пришла пора
Сложил я вещи в узелок
Они так верно мне служили
Меня до двери проводили
И я послушно в путь потек
Я думал: так тому и быть
Я жил, а вот они не жили
Так пусть живут коль заслужили
А чем – о том не мне судить
В пути я загрустил невольно
Хоть оборачиваться больно
Назад последний бросил взгляд
И видел всё. Как плавно крыша
На миг приподнялась чуть выше
И рухнул медленно фасад.
Это написал Андрей Дмитриев, но не тот, который прозаик, а совсем другой.
НЕИЗВЕСТНЫЙ ПОЭТ ХОЛИН
На с.214 в книге "Воспоминания о Заболоцком" (М., Советский писатель, 1977) можно прочесть следующее:
"Помню, я прочитала Заболоцкому ходившие тогда в литературной среде иронические стихи неизвестного поэта Холина, очевидно очень позабавившие его:
. . . . . . . . . . . .
Вот я... Уж дома не был сутки.
А где я был? У Нюрки спал.
А что жене своей сказал?
Сказал, чтоб не было скандала:
"Дела! Начальство задержало".
Николай Алексеевич долго веселился и на разные лады, лукаво и с видимым удовольствием все повторял одну строчку "А где я был? У Нюрки спал". Очень ему пришлась по душе ее интонация."
Дальше автор воспоминаний советская поэтесса Маргарита Алигер рассказывает про собачку с маленькой бородкой и как потом появились про нее стихи.
Замечательна в этом рассказе очевидная полная глухота и поэтическая наивность достойной дамы. Мы видим здесь встречу двух последовательных течений новой русской поэзии – обериутов и лианозовцев. В творчестве Заболоцкого, как известно, боролись две тенденции: метафизики и реалистического абсурда. Интересно, что, согласно А.Я.Сергееву, стихи поэтов-чертковцев, культивировавших как бы скорее метафизику, оставили Заболоцкого равнодушным. Наоборот, холинские строчки пробудили в нем другой регистр. Можно предположить, что замечательное стихотворение про прачку и собачку – результат этого импульса. Приводим стихотворение Игоря Сергеевича Холина полностью:
Мы все отчасти проститутки.
Вот я, ведь дома не был сутки...
А где я был? У Нюрки спал.
А что жене своей сказал?
Сказал, чтоб не было скандала:
"Дела, начальство задержало".
(В публикации 77 года первая строка была заменена точками.)
САТУНОВСКИЙ И ЗЛОТНИКОВ
Ян Сатуновский честно пытался пробиться к читателю. В 70-х годах он посылал свои стихи в "Юность". Я видел в его архиве два письма из редакции. Поэзией там тогда заведовал Натан Злотников. В первом письме сообщается, что стихи пока не вставились в номер, и предлагается еще подождать. Во втором Злотников пишет примерно так (цитирую по памяти): "Стихи Ваши вполне профессиональны, однако нет в них ничего такого, что заставило бы предпочесть их для публикации другим многочисленным произведениям, которыми у нас тут всё завалено". Возможно, Злотников был прав, и действительно среди присылаемых и неинтересных ему стихов были и другие, столь же насущные и живые, как у Сатуновского...
А вот что написал Сатуновский о Злотникове:
Ты книжечку перелистал
Злотникова Натана,
стихов, светящих вполнакала
поэзию разгадал –
наподобие жидкого кристалла;
выходит, ты еще не так стар;
а помнишь, у Мандельштама...
ЗА СТЕКЛЯННОЙ СТЕНОЙ
В 1987, что ли, году в "Юности" готовилась эпохальная публикация "Испытательный стенд". Таня Щербина посоветовала отнести туда стихи. Я заколебался – уже был опыт. В 1982 г. я давал стихи К.В.Ковальджи, которому некоторые из них как будто понравились. Но пробивать он их не стал, а направил через некоторое время меня в отдел поэзии к Виктору Коркия. Будущий передовик перестройки сидел там, окруженный кипами бумаг. Посмотрев мои листочки, он спросил "А почему это стихи?" и вернул мне их.
И все-таки я решил попробовать еще раз. Сделал подборку и отнес все тому же Ковальджи. За ответом пришлось идти на этот раз к Лаврину. Он стал плести что-то насчет того, что у них журнал массовый, а у меня стихи элитарные, что такие стихи пишут в американских университетах... Обнаружив, что я не поддаюсь на примитивную лесть, он добавил "вы построили стеклянную стену между собой и читателем". Я ответил: "Это вы – стена между мной и читателем". Тогда он уже другим тоном стал говорить, что много вас тут ходит, и все себя считают гениями. Я возразил, что у меня нигде не написано, что я считаю себя гением. И процитировал Всеволода Некрасова:
Вот и свыше уже пятнадцати лет
И выслушивать такой
Блядский лепет
хотя мой стаж тогда был поменьше.
А предыстория такая. В 1976 г. Миша Файнерман познакомил меня с Володей Беликовым. Моя булочная находилась недалеко от его бойлерной; я стал заходить к нему и разговаривать. Володя сказал тогда: "такие стихи будет печатать журнал "Юность" в 80-х годах". Как видим, это пророчество не сбылось. Но с другой стороны, в его суждении проявилась чрезмерная склонность к обобщениям. Он воспринял меня обобщенно, как представителя поколения. Типовая поэзия нашего поколения – Парщиков и т.д. – действительно печаталась в конце 80-х. А насчет меня он ошибся.
Теперь благосклонному читателю станет понятно следующее стихотворение, помещенное в моей книге "Стихи и только стихи":
у каждого
у Ковальджи
свои протеже
да и тоже
он не сразу
отважился
Заметим, что первую строчку предложил мне тогда Сева Некрасов, являющийся поэтому соавтором этих стихов.
Кстати, о пророчествах. Однажды Володя сказал, что должны же в ЦК быть сорокалетние люди, читающие по утрам "Нью-Йорк таймс", которым неприятно, что они живут в такой дикой стране... И действительно, через 10 лет все увидели примерно такого дядечку – Михаила Сергеевича.
Декабрь 1997
